Уинстону Черчиллю требовались: «Горячая ванна, холодное шампанское, свежий горошек и старый коньяк. О, я упоминал о том, что Марк Твен был большим поклонником? Возможно, виски может быть самой умной инвестицией, которую Вы когда либо можете сделать

Памяти

ДЖОНА КОЛВИЛЛА,

кавалера ордена Бани,

кавалера ордена Виктории (1915–1987),

воспитанника Харроу, государственного служащего,

воина, летчика, ученого

Уильям Манчестер, август 1994

БАРБАРЕ

Пол Рейд, август 2012

In freta dum fluvii current, dum montibus umbrae

Lustrabunt convexa, polus dum sidera pascet;

semper honos nomenque tuum laudesque manebunt.

Реки доколе бегут к морям, доколе по склонам

Горным тени скользят и сверкают в небе светила, -

Имя дотоле твое пребудет в хвале и почете.

Вергилий. Энеида. Книга 1

Copyright © 2012 by John Manchester, Julie Manchester, Laurie Manchester, and Paul Reid

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

© Художественное оформление, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

* * *

Предисловие
Преследуемый лев

21 июня 1940 года Уинстон Черчилль был самой заметной фигурой в Англии. В этот день Франция приняла гитлеровские условия капитуляции, и теперь под свастикой оказалась фактически вся Европа. Британия с доминионами были один на один с Третьим рейхом. Черчилль, всего шесть недель назад назначенный премьер-министром, защищал не только свой родной остров. Будучи первым министром короны, он также являлся центральной фигурой Британской империи, занимавшей в то время почти четверть всей суши, на которой проживала почти четверть населения Земли. Не вызывает сомнений важность его роли. Каждый, кто общался с ним, видел его по-своему. Он был многогранным человеком, в котором уживалось несколько личностей, некоторые противоречили друг другу, но все были естественные.

В доме номер 10 по Даунинг-стрит недавно назначенного шестидесятипятилетнего премьер-министра все называли Стариком. Он был во многих отношениях неудобным хозяином. Работал непозволительно много. Был эгоистичен и чрезвычайно невнимателен к людям. Трудно было понять, что Черчилль говорит, поскольку он шепелявил и часто переходил на ворчливый тон, произнося слова негромко и неотчетливо, и его помощникам приходилось помучиться, чтобы понять, кого он имел в виду, когда упоминал «этого круглолицего человека в министерстве иностранных дел» или «лорда, хромающего на левую ногу». Черчилль считался с мнением военных советников, но никогда не делегировал полномочия премьер-министра ни одному из своих сотрудников. Он хотел лично принимать все решения, поскольку, по словам сэра Йена Джейкоба , «был полон решимости стать номером один». Йен Джейкоб был помощником секретаря по военным вопросам в военном кабинете и об упрямстве Черчилля знал не понаслышке .

Черчилль мало того что контролировал решение стратегических вопросов, вообще вникал во все подробности. Он принял, например, решение о необходимости обеспечения солдат затычками для ушей из-за устрашающих звуков современной войны. Ему пришло в голову, что оружие, взятое в качестве трофеев по окончании Первой мировой войны, можно сделать пригодным для использования в боевых условиях. Он потребовал, чтобы ему объяснили, какие меры предусмотрены для спасения животных в зоопарке на тот случай, если зоопарк подвергнется немецкой бомбардировке. Некоторые его соображения о тонкостях ведения войны были пророческими. Он попросил своего личного представителя в Комитете начальников штабов, генерала Исмея Гастингса по прозвищу Мопс ускорить разработку «некоего снаряда для стрельбы из винтовки по танку, типа снаряда траншейного миномета».

Однако горе подчиненному, привлекшему внимание Черчилля к подробностям, которые тот считал незначительными. Когда в Рейкьявике перед ожидаемым немецким вторжением в страну министр короля Георга предложил эвакуировать гражданское население Исландии, Черчилль ответил, что это, «конечно, полная ерунда». Опасности, с которыми столкнулись исландцы, были незначительными, и, «во всяком случае, у них большой остров и множество мест, куда сбежать». Он получал огромное удовольствие, блуждая в дебрях подробностей. Как-то той весной, когда шло обсуждение операции, связанной с минированием бассейна Рейна, Черчилль сказал своему помощнику: «Это один из тех редких счастливых моментов, когда уважаемые люди, такие как вы и я, могут получать удовольствие, обычно предназначенное Ирландской республиканской армии» .

Черчилль мог обменяться шуткой с подчиненными; это случалось не так уж редко, но не носило постоянный характер. У подчиненных чаще возникала возможность испытать на себе его гнев. Светло-голубые глаза Черчилля четко сигнализировали о настроении, и если его пристальный взгляд – «такой же теплый, как летний луч солнца», когда он был доволен, – делался ледяным, сотрудники знали, что надвигается буря. Его гнев был ужасен – Черчилль наводил страх на адмиралов, генералов и, ежедневно, на своих сотрудников. «Боже мой, девочка, ты не смогла правильно напечатать даже после того, как я дважды повторил «ripe» – Р, Р», – рявкнул он на Элизабет Лейтон, новую машинистку в «номере 10» , которая имела несчастье принять невнятно произнесенное слово «ripe» за «right».

Однако, как обычно после подобных вспышек, Черчилль принес извинения на свой манер – он «простил» Лейтон и «был весьма любезен оставшуюся часть дня». На самом деле по своей природе он был преисполнен сострадания ко всем людям, попавшим в трудное положение, включая тех англичан (он всегда предпочитал говорить «англичане и англичанин», а не «британцы и британец»), которых считал ответственными за существующее трудное положение Англии. Узнав, что толпа забросала камнями автомобиль Стэнли Болдуина, он тут же пригласил бывшего премьер-министра на Даунинг-стрит, 10 на обед (в то время, когда ему была дорога каждая минута), и когда ему сказали, что Невилл Чемберлен умирает от рака – Чемберлен не доживет до конца 1940 года, – Черчилль приказал своим сотрудникам сообщать по телефону бывшему премьер-министру, политика которого потерпела полный провал, только хорошие новости .

Позже Болдуин, рассказывая об этом обеде с Черчиллем Гарольду Николсону , добавил, что ушел с Даунинг-стрит «счастливым человеком», испытывая «патриотическую гордость, что моя страна в такое время нашла такого руководителя».

По мнению Болдуина, «военные испытания выявили все основные качества характера» Черчилля. Не все. В узком кругу он любил позлословить о поверженных врагах. Как-то во время завтрака они с женой Клементиной пересказали гостям слух, исходивший от домашних Болдуина, что тот «затравленный человек». По их словам, члены семьи и слуги настолько неуважительно относились к бывшему премьер-министру, что, когда он пожаловался на слишком громко звучащее радио, кто-то прибавил громкость. И когда заканчивались продукты, именно Болдуина родственники отправляли к бакалейщику, чтобы пополнить запасы в кладовой. Когда друзья Болдуина передали Черчиллю приглашение на 80-летие бывшего премьер-министра, Черчилль, через посредника, сообщил им: «Я не желаю Стэнли Болдуину зла, но лучше бы ему было вовсе не рождаться на свет». Самое известное высказывание Черчилля о Болдуине: «Он иногда падает, споткнувшись о правду, но поспешно вскакивает и бежит дальше, как будто ничего не произошло». Что касается Чемберлена, то Черчилль сказал своему новому личному секретарю Джоку Колвиллу, что бывший премьер-министр «самый ограниченный, самый невежественный, самый мелочный из людей». Однажды Черчилль в разговоре со своим врачом умудрился не переводя дыхания очернить Чемберлена и Болдуина: «Болдуин думал, что Европа – это скучно, Чемберлен думал, что это большой Бирмингем». Его мелочность была столь же искренней, сколь его великодушие, сентиментальность и любовь к Англии .

Члены личного секретариата (секретари, связные, машинистки) должны были беспрекословно выполнять приказы, не высказывая критических замечаний. «Да не будет у тебя иного бога, кроме меня», – говорил премьер-министр. У него был тяжелый характер. Когда Черчилль выходил из себя, под удар попадал тот, кто оказывался рядом, кем бы ни был, и, подобно людям его класса и поколения, он никогда не извинялся и не давал объяснений, хотя позже изо всех сил старался успокоить потерпевшую сторону, скажем похвалив почерк или пробормотав: «Знаете, я, возможно, могу показаться очень жестоким, но на самом деле я жесток только по отношению к одному человеку, Гитлеру».

27 июня, после капитуляции Франции, Клементина написала ему единственное по-настоящему личное письмо из тех, которыми они обменялись в тот год. Она обратила его внимание на потенциально катастрофическое положение дел, связанных с непосредственным вмешательством премьер-министра, – его отношение к сотрудникам. «Ты рискуешь, – написала она, – заслужить неприязнь всех своих коллег и подчиненных из-за твоей грубости, сарказма и властности». Вне всякого сомнения, написала она, сказывается переутомление. И отметила заметное ухудшение его характера: «Ты не так добр, как был раньше». Она предупредила мужа, что его раздражительность и грубость вызовут «неприязнь или рабское угодничество». Свое послание Клементина закончила словами: «Пожалуйста, прости свою любящую и бдительную Клемми». Под подписью она сделала набросок кошки (на протяжении почти трех десятилетий Уинстон называл ее Кошка). Нет никаких свидетельств об ответе Черчилля. Однако тот факт, что письмо сохранилось, позже написала их дочь Мэри, указывает на сдержанную реакцию .

В 1940 году они не разлучались надолго, как это было во все предыдущие годы их брака, когда работа, война и праздники вынуждали одного из них уехать за границу. Его отношение к сотрудникам за ближайшие месяцы, проведенные по большей части в сыром подземном убежище, не претерпит ни малейших изменений в лучшую сторону.

Все, кто в то время были с ним, сходятся во мнении, что Старика волновали более важные вопросы, чем чувства подчиненных. Но в любом случае со временем они начинали преклоняться перед ним. Позже Джок Колвилл вспоминал: «Черчилль симпатизировал простым людям, поскольку сам имел ясное представление о том, что требовалось, и ненавидел казуистику. Вот почему его любили простые люди и не любила интеллигенция». Черчилль, в свою очередь, считал левых, присвоивших себе право судить, кто прав, а кто не прав, высокомерными; «недостаток», который, по словам Колвилла, Черчилль «не выносил в других, особенно высокомерие в интеллектуальной форме». По этой причине Черчилль испытывал «неприязнь и презрение к интеллектуальному крылу Лейбористской партии», которое отвечало ему тем же. В 1940 году левые интеллектуалы были враждебно настроены в отношении Черчилля и общего дела Британии, которое было проще некуда: одержать победу над Гитлером .

Черчилль не испытывал особого интереса к социально-политическим теориям; он был человеком дела: выявить проблему, найти решение и решить проблему. Однако для человека дела он был необычайно вдумчивым и начитанным. Во время службы в Индии он, будучи молодым офицером, собрал библиотеку, в которой были «Этика и политика» Аристотеля, «Республика» Платона, сочинения Шопенгауэра о пессимизме, Мальтуса о народонаселении и «Происхождение видов» Дарвина. Для Черчилля чтение было формой деятельности. Увлекаясь чтением на протяжении всей жизни – от новелл писателя С.С. Форестера о морских приключениях Горацио Хорнблауэра до сочинений Шекспира и Маколея, – он умел выявить основные элементы сложных интеллектуальных систем, конструкций и теорий. Во время войны он однажды резко оборвал завязавшийся на обеде разговор о социализме, порекомендовав присутствовавшим прочесть энтомологическое сочинение Мориса Метерлинка «Жизнь термитов». «Социализм, – заявил Черчилль, – сделает наше общество похожим на общество термитов». И вопрос был закрыт. Спустя почти десятилетие, когда Лейбористская партия, находясь у власти, национализировала одну за другой отрасли промышленности и все еще существовала карточная система распределения мяса, бумаги, бензина и даже древесины для изготовления мебели, Черчилль заметил: «Социалистическая мечта больше не утопия, а очередитопия» .

В конце июня личный секретарь Черчилля Эрик Сил отметил, насколько Черчилль «изменился, став премьер-министром», насколько стал «спокойнее, менее резким, менее невоздержанным, менее импульсивным». Это не соответствовало действительности. Изменилось отношение Сила к Черчиллю, а не сам Черчилль. Его характер полностью сформировался на рубеже веков как офицера имперской армии Виктории, как военного корреспондента, как молодого члена парламента при старой королеве. И он это знал. Как-то вечером, слушая пластинки с записью оперы «Микадо», он сказал, что они возвращают его юность и Викторианскую эпоху, «восемьдесят лет, которые займут место в истории нашего острова вместе с эпохой Антонинов». Англичане из высшего общества, достигшие совершеннолетия в период расцвета империи, обладали непоколебимой верой в Англию, уверенностью в собственном мнении и убежденностью в том, что они знают мир и являются его хозяевами .

Во многом Черчилль оставался человеком XIX века, но никак не обычным человеком. Он относился к тем, кого Генри Джеймс назвал в своем документальном произведении English Hours («Английские часы») «людьми, на которых должен бесперебойно работать механизм удобств». Камердинер Черчилля грел бокал с виски над аккуратно обрезанной свечой, чтобы полностью раскрылся вкус и аромат напитка; его машинистки и секретари держали наготове свечи, чтобы он мог прикурить сигару. (Черчилль отдавал предпочтение кубинским сигарам Romeo y Julieta). Он никогда не ездил на автобусе. Черчилль единственный раз воспользовался лондонским метро в 1926 году во время всеобщей забастовки. Клементина высадила его на станции «Южный Кенсингтон», но Уинстон не сумел сориентироваться, «ходил по кругу в поисках выхода, и в конечном счете ему пришлось обращаться за помощью». Черчилль никогда не имел при себе наличные, только в казино и на дерби, чтобы помощник покупал фишки и делал ставки на фаворитов .

Клементина, на десять лет младше Уинстона и гораздо более сведущая в домашней экономике, вела хозяйственные книги; она занималась закупками вместе с прислугой. Черчилль не имел привычки общаться с местными торговцами. Этот человек, воплощение духа Англии, никогда не посещал благотворительные базары и не стоял в очереди в пекарню за свежеиспеченными булочками. Он никогда сам не покупал билеты на поезд. Как и подобает человеку его класса и положения, он никогда не готовил еду. Как-то он захотел провести выходные не в Лондоне, а в загородном доме в Чартвелле, и Клементина напомнила ему, что там нет кухонного персонала. «Я сам приготовлю для себя, – ответил Черчилль. – Могу сварить яйцо. Я видел, как это делают». Собираясь куда-нибудь ехать, он всегда спрашивал: «Кучер на козлах?» – что означало, на месте ли шофер. Его телохранитель, инспектор Скотленд-Ярда Уолтер Томпсон, вспоминал, что в тех редких случаях, когда Черчилль сам садился за руль, «он никого не пропускал, оставляя вмятины на своем и чужих автомобилях. По его теории, люди не должны были находиться на его пути» .

Для того чтобы ехать с Черчиллем, вспоминал Томпсон, требовалось «взять ответственность за собственную жизнь в свои руки». Как-то Черчилль, тогда еще министр финансов, свернул в боковую улицу в Кройдоне и увидел автомобильный затор, который возник из-за проведения дорожно-ремонтных работ. Полицейский сделал Черчиллю сигнал остановиться, но Черчилль проигнорировал сигнал констебля и, выехав на тротуар, объехал затор. Томпсону довольно часто приходилось перехватывать у Черчилля руль, чтобы предотвратить аварии. Когда Черчилль, сидя за рулем, столкнулся с автомобилем некоего несчастного лондонца, это не произвело на него никакого впечатления, впрочем, как и частые столкновения с подчиненными, членами парламента и иностранными монархами. Роберт Бутби, один из наиболее преданных приверженцев Черчилля в «годы пустынного одиночества», период, когда Черчилль лишился власти, вспоминал, что Черчилля совершенно не заботило, что о нем думают люди, и абсолютно не интересовало, какие они испытывают чувства. «Именно это удивительное отсутствие интереса и привязанности, возможно, помогло ему стать великим лидером». Черчилль «часто бывал бессердечным», вспоминал Бутби, а потом была война, и у него не оставалось времени на нежности .

Черчилль отказывался признавать измененные географические названия; для него Стамбул оставался Константинополем («Хотя для дураков можно в скобках написать «Стамбул»). Анкара оставалась Ангорой (он заявил в министерстве иностранных дел, что отказывается называть ангорских кошек как-то иначе). Пекин оставался Бейпином, Себастопол – Севастополем, Иран – Персией. Кроме того, он предпочитал пользоваться устаревшими военными терминами, а не современными; говорил «пушка», а не «артиллерийское орудие», «мушкет», а не «винтовка», «фрегат», а не «эсминец». Когда он составил текст телеграммы Франклину Рузвельту, в которой просил подарить или одолжить пятьдесят старых фрегатов, Джок Колвилл посоветовал заменить «фрегаты» на «эсминцы», поскольку президент может не понять, что имеет в виду премьер-министр. В юности и в молодости, особенно в компании офицеров 4-го гусарского полка, великолепных в их синей с золотом форме, с безупречной манерой поведения за столом, он на всю жизнь приобрел любовь к традициям, обычаям, пышным празднествам, официальным церемониям и соблюдению условностей. Он придавал большое значение протоколу. Черчилль говорил членам кабинета: «Господа, мы заняты очень серьезным делом. Мы должны заниматься им самым серьезным образом». Он требовал, чтобы в корреспонденции они обращались к нему «Дорогой премьер-министр», а его ответы начинались со слов «Дорогой министр иностранных дел», «Дорогой министр финансов» и т. д. Он заканчивал письма «Искренне ваш» только в тех случаях, когда считал, что на самом деле был искренним .

Его двойственное отношение к войне сформировалось под влиянием викторианского милитаризма, когда жертвы были немногочисленными, а победы огромными. Он говорил: «Война, которая была жестокой и величественной, стала жестокой и убогой». Находясь при власти, никто из британских премьер-министров, и даже Веллингтон, не носил униформу. Черчилль носил синюю униформу (почетного) коммодора Королевских ВВС Великобритании и сожалел, что британские солдаты больше не носят красную униформу .

Позже все, кто окружал его в 1940 году, вспоминали удивительную неисчерпаемую энергию Старика. Он имел избыточный вес и был на пятнадцать лет старше Гитлера; он никогда не занимался спортом, и, кроме того, «он работал, – по словам Кэтлин Хилл, одной из машинисток Черчилля, – все время, в каждый момент бодрствования». Эдвард Спирс, его старый друг со времен Первой мировой войны, который увидел Черчилля весной 1940 года после долгих лет разлуки, почувствовал «удивление, какое не чувствовал прежде, относительно его силы и энергии. Я знал, что он в полной мере обладал этими качествами, но теперь он излучал силу и уверенность, излучал так, словно был их источником». Молодой Джок Колвилл был поражен «неутомимым трудолюбием Уинстона» и написал, что было «хорошо работать с тем, кто не впадал в уныние, когда невиданная до того времени опасность нависла над страной. У него неукротимый дух, и даже если Франция и Англия потерпят поражение, я полагаю, он продолжит крестовый поход с отрядом приватиров» .

Для британцев он был стопроцентным англичанином, воплощением английского бульдога, с выступающим вперед подбородком, с зажатой в зубах сигарой, в цилиндре, с заявлением, что «иностранные названия для англичан, а не англичане для иностранных названий» (он всегда произносил последнюю букву s в названии города Calais – Кале) и пристрастием к мясу. В письме министру продовольствия он написал: «Почти все из тех, кого я знал, у кого определенные заскоки в отношении еды, те, кто едят орехи и т. п., умерли молодыми после длительного периода немощи. Британский солдат намного разумнее ученых. Он больше всего любит мясо… Способ проиграть войну состоит в том, чтобы попытаться заставить британцев перейти на диету, состоящую из молока, овсянки, картофеля и т. д. и т. п., запивая это, по торжественным случаям, соком лайма» .

Сам Черчилль никогда не соблюдал никаких диет, ел что хотел и редко расплачивался за это, и пил что хотел, обычно алкогольные напитки, и когда хотел, а хотел он выпить довольно часто. Как-то утром Гарри Гопкинс (наиболее близкий и доверенный советник Франклина Рузвельта) вошел в спальню Черчилля и увидел премьер-министра, который завтракал сидя в кровати в розовом халате, и на подносе, «среди прочего, стояла бутылка вина». Когда Гопкинс удивился тому, что Черчилль пьет на завтрак, тот ответил, что не признает консервированное молоко, но «не имеет глубокого внутреннего предубеждения относительно вина, а потому сделал выбор в пользу последнего». Кроме того, сказал Старик Гопкинсу, он не обращает внимания на советы врачей, поскольку они, как правило, ошибочные, что он прожил почти семь десятилетий и у него отличное здоровье и «он не собирается бросать пить алкогольные напитки, слабые и крепкие, ни сейчас, ни потом» .

Во время войны за завтраком он обычно выпивал стакан белого вина (вместо чая, поскольку в войну было только консервированное молоко, которое он не признавал). Затем в течение утра пил сильно разбавленный виски с содовой. За ланчем мог выпить портвейн, обязательно шампанское Pol Roger (предпочитал Hine, разлитый по бутылкам в прошлом веке), иногда пиво. Немного вздремнув, он перед обедом выпивал виски, отдавая предпочтение Johnnie Walker Red Label. Во время обеда выпивал много шампанского, а под конец обеда – «несколько порций», что не мешало ему продолжать пить шампанское. Он одинаково любил поесть и выпить. Как вспоминал его внук, Уинстон С. Черчилль, обед деда начинался с мадрилена (охлажденный, желеобразный мясной бульон) и пескарей (мелкой рыбки из Норвежского моря), далее следовал ростбиф, тонко нарезанный, с йоркширским пудингом и жареной картошкой, затем шел его любимый десерт bombe glacée (мороженое в виде шара). Вечером, когда Черчилль работал в кабинете перед уходом ко сну, камердинер (во время войны это был Фрэнк Сойерс) наливал ему портвейн, а на завершающем этапе – сильно разбавленный виски. Любой другой люби тель выпивать в день такое количество алкогольных напитков испытывал бы отвращение к еде, но у Черчилля был прекрасный аппетит, и он почти никогда не терял контроль над собой .

Понятно, что он обладал крепким организмом, который исключительно эффективно утилизировал алкоголь. Его хулители и враги намекали, что он много пьет, а некоторые, к примеру Гитлер и Геббельс, открыто заявляли, что он «болтун и пьяница». Тем не менее Роберт Э. Шервуд, спичрайтер и биограф Франклина Рузвельта, написал, что, хотя его «потребление алкоголя… продолжалось довольно регулярно во время бодрствования», оно не оказывало «видимого эффекта на его здоровье и умственную деятельность. Те, кто предполагают, что алкоголь дурманил Черчиллю голову, очевидно, никогда поздно вечером не вступали с ним в спор по какой-нибудь реальной проблеме…». Черчилль, по словам Шервуда, обладал «уникальным» пристрастием и «олимпийской» способностью к выпивке .

Несмотря на продолжительное, постоянное, невероятное потребление алкоголя, Черчилль не был алкоголиком. Но не был и обычным пьяницей, умеренно потреблявшим алкоголь, как следует из воспоминаний и заявлений его близких друзей и личных секретарей. Его бывшие сотрудники плетут небылицы, что Черчилль весь день потягивал сильно разбавленный виски, время от времени добавляя в стакан содовую. Это так, но они умалчивают о других алкогольных напитках, которые Черчилль выпивал на протяжении дня. Порой он заходил слишком далеко, так, как это описывает Джок Колвилл, которому приходилось около трех часов ночи тащить Старика в спальню после чрезмерных возлияний. И Колвилл, и Черчилль от души веселились, когда Черчилль, собираясь сесть в кресло, чтобы снять ботинки, не рассчитал и грохнулся на пол, отчаянно размахивая руками и ногами. «Вылитый Чарли Чаплин», – заявил Черчилль, пытаясь встать на ноги и обрести равновесие. Как-то во время войны Черчилль вызвал днем фельдмаршала сэра Алана Брука, начальника имперского Генерального штаба. Брук, часто отмечавший, что Черчилль злоупотребляет алкоголем, в тот вечер написал в дневнике: «Он был в очень плохом состоянии, очевидно из-за выпитых в обед нескольких стаканов». Случаи, когда Черчилль сильно напивался, бывали крайне редки, но все-таки бывали .

Черчилль никуда не отправлялся без запаса виски, который держал наготове его телохранитель или камердинер. Когда во времена сухого закона он посетил Соединенные Штаты, проходя таможню, спрятал виски (и свой револьвер Webley ); таким образом, любовь к выпивке сделала из него нарушителя Закона Волстеда .

Когда в Нью-Йорке Черчилль попал под машину и получил множественные переломы, он обманным путем заставил своего лечащего врача Отто К. Пикардта выписать рецепт на алкоголь. Пикардт написал, что для лечения полученных травм «требуется использование спиртных напитков, особенно во время приема пищи». Количество точно не оговаривалось, но не менее восьми унций. Британский эссеист Чарльз Перси Сноу изложил парадокс пьянства Черчилля, заметив, что «Черчилль не может быть алкоголиком, поскольку ни один алкоголик не в состоянии столько пить». Можно, конечно, утверждать, что, будь он идеалом умеренности – больше занимался спортом, меньше выпивал, вел себя более осмотрительно, меньше курил сигар – возможно, прожил намного дольше, чем отведенные ему девяносто лет .

Как-то Черчилль подвел итог своих отношений с выпивкой, заявив: «Я извлек из выпивки больше, чем выпивка из меня» .

Его образ жизни был не под силу молодым. Ежедневно в полночь или около полуночи на Даунинг-стрит прибывал курьер с первыми выпусками утренних газет – их было восемь или девять. Старик просматривал газеты перед сном и иногда, как позже вспоминала Кэтлин Хилл, звонил в Daily Mail, чтобы узнать о новых событиях в рассказе с продолжением.

18 июня Колвилл написал: «Уинстон был в бешенстве, поскольку не прибыли утренние газеты, которые он любил просматривать перед сном, и опрокинул виски с содовой на документы» .

День премьер-министра начинался в восемь утра, когда после пяти-шестичасового сна он звонил в звонок, чтобы ему принесли завтрак: яйца, бекон, или ветчина, или копченое мясо, иногда кусок камбалы, это все запивалось стаканом белого вина или кружкой черного индийского чая. Затем приходила машинистка в сопровождении стенографистки – обычно миссис Хилл или мисс Уотсон, которой он диктовал письма и документы, а она быстро печатала. Пишущие машинки рекламировались как «бесшумные». Но таковыми не являлись. Великий человек нервно реагировал на каждый удар клавиши и высказывал неудовольствие машинисткам. Он не выносил никакого шума (в его комнате не было даже тикающих часов), который выводил его из себя и мешал работе с ящиком .

В ящике, придуманном Черчиллем, без преувеличения можно сказать, находились все документы, связанные с войной Великобритании против Третьего рейха. В нем лежали пронумерованные папки, в которых находились документы размером приблизительно 16×13 дюймов. В первой папке, она называлась «вершиной ящика», содержались документы, которые секретари Черчилля относили к требующим «особой срочности»; по словам одного из секретарей, Джона Пека, значение имели «не только действительная степень важности, предельные конечные сроки и тому подобное, но отчасти личный интерес премьер-министра к данному вопросу в тот момент. Таким образом, мы должны были представлять и понимать, о чем он думает, и он надеялся, что нам это под силу». Ниже лежали папки, содержавшие телеграммы военного министерства и министерства иностранных дел, доклады начальников штабов (после того как они были просмотрены генералом Исмеем), ответы на вопросы, связанные с разными аспектами британской жизни, которые он поднимал, – запасы продовольствия, урожайность сельскохозяйственных культур, пропускная способность железных дорог, производство угля. Ничто не ускользало от его внимания .

Ключи от ящика хранились у личных секретарей Черчилля, Джона Пека, Эрика Сила, Джона Колвилла и Джона Мартина. Имелся еще один ящик цвета буйволовой кожи. Ключ от него хранился только у Черчилля. В этом ящике находились приказы немецкого командования – сначала люфтваффе, позже вермахта и СС и еще позже – командующего подводным флотом адмирала Карла Дёница , предварительно – расшифрованные.

В первые дни войны офицерам польской разведки удалось добыть немецкую шифровальную машину; польские математики изучили машину и провезли контрабандой ее копию в Британию. Британские шифровальщики, работавшие в Блетчли-Парк , викторианском особняке из красного кирпича с белой отделкой под медной крышей, расположенном к северу от Лондона, назвали машину «энигма». Противник каждый день менял шифр, и каждый день шифровальщики из Блетчли пытались взломать его, зачастую безрезультатно. Однако им удавалось достаточно часто расшифровать довольно много сообщений, что позволяло Черчиллю заглядывать в планы немецкого командования (кроме планов немецкого подводного флота, где использовалась более сложная шифровальная машина). Волшебники из Блетчли были в основном бородатыми, длинноволосыми, с грязными ногтями, неопрятными молодыми людьми. Впервые увидев их, премьер-министр сказал их руководителю: «Мензис , когда я сказал вам ни перед чем не останавливаться, я не хотел, чтобы вы понимали меня так буквально» .

С самого начала Черчилль предупредил секретаря военного кабинета, что «все указания, исходящие от меня, сделаны в письменном виде и должны по получении подтверждаться в письменном виде». Любое распоряжение в устной форме является недействительным. На первый взгляд требование кажется несущественным, но это не так: подобное положение дел исключало путаницу в работе, которую могли допустить подчиненные из-за искажения или неправильного понимания приказа премьер-министра. Объем бумажной работы подтвердил целесообразность требования Черчилля, что любой документ, представляемый ему, даже технический отчет об изменении объема производства танка, должен занимать не более одного листа бумаги. Во время совещания в адмиралтействе он как-то сказал: «Этот доклад, в силу своей длины, избавил себя от критического разбора». Но, в свою очередь, он способствовал увеличению объема документов, помеченных: «Сделать сегодня», «Доложить через 3 дня». Записки Черчилля получили название «просьбы Черчилля», поскольку многие из них начинались со слов: «Прошу, скажите мне…» или «Прошу, объясните…» .

Джейкоб Йен – помощник секретаря военного кабинета (1939–1945), обрабатывал большую часть военной корреспонденции Черчилля. В конце войны получил звание генерал-лейтенанта. (Примеч. авт.)

John Wheeler-Bennett, Action This Day: Working with Churchill (London, 1968), 140; Cv/3, 267, 387; Kay Halle, Irrepressible Churchill: Stories, Sayings and Impressions of Sir Winston Churchill (London, 1985), 171.

Wheeler-Bennett, Action, 53–56; PFR/Winston S. Churchill, 5/04 («summer sunshine»); GILBERT 6, 1214-15 (recollection of Elizabeth Layton).

Премьер-министр Великобритании, стратег и оратор, нобелевский лауреат, конструктор, художник, автор пятидесяти восьми исторических сочинений, толстяк, курильщик и остряк (1874-1965) прославился не только бурной и разнообразной карьерой. Жизнь Черчилля - еще и редкий пример счастливого и мирного алкоголизма, затянувшегося до глубокой старости. Рассказ о личности великого премьера вполне можно было бы составить из одних его цитат. Ну, например: «Реальность - это галлюцинация, вызванная недостатком алкоголя в крови».

Черчилль был потомком герцога Мальборо, того самого Мальбрука из песни, который по нетрезвости в поход собрался. Уинстон тоже по молодости служил кавалеристом, то есть настоящим гусаром, и привычки имел соответствующие: «Не могу жить без шампанского. После победы я его заслуживаю, а после поражения в нем нуждаюсь». В 25 лет Черчилль уже был членом английского парламента. Он сменил множество государственных постов, был создателем танка, первым из крупных стратегов оценил значимость авиации, выдвинул идею трубопровода под Атлантическим океаном, изобрел навигационный прибор для летчиков, не говоря уже о том, что был одним из двух наших главных союзников в победе над Гитлером. Забавно, что сразу после революции Ленин называл его главным врагом советской власти, а в Москве 20-х годов непременным атрибутом первомайских шествий было чучело Черчилля, по которому били молотом. Тем не менее советский коньяк толстяк любил всегда, заказывая его в Союзе бочками.

Несмотря на эпикурейское пьянство и пристрастие к кубинским сигарам (его называли человеком с Кубой во рту), Черчилль не был жизнелюбом. У него бывали тяжелые приступы депрессии, которую он называл черным псом. Главным средством борьбы с «черным псом» был, как можно догадаться, алкоголь: «Должен заметить, что мои жизненные правила предписывают в качестве абсолютно священного ритуала курение сигар, а также употребление алкоголя до, после и во время всех трапез, равно как и в перерывах между ними». Доподлинно известно, что премьер выпивал как минимум по бутылке виски и коньяку (именно «и», а не «или») в день. Несмотря на политические кризисы и депрессии, Черчилль всегда держался бодрячком и даже после второй отставки, выйдя на пенсию, режимов не соблюдал: «Я много пью, мало сплю и курю одну сигару за другой. Поэтому я на двести процентов в форме». На вопрос о секрете своего долголетия он отвечал: «Никакого спорта!» и «Никогда не стоял там, где можно сидеть, и никогда не сидел там, где можно лежать».

К 80-летию Черчилля Би-Би-Си создала специальную группу для съемок его будущих похорон, но бывший премьер пережил трех членов этой команды!

На примере Черчилля видно, что природа отдыхает и на детях алкогениев: сын Черчилля Рэндольф был алкоголиком и ненадолго пережил отца, средняя дочь Диана покончила с собой, а старшая Сара была запойной алкоголичкой. Сам же Черчилль говорил так: «Я взял от алкоголя больше, чем он забрал у меня».

Гений против употребления

1887–1893 Учится в закрытой школе, где слывет самым плохим учеником в классе, хотя знает наизусть Шекспира. На замечание директора «Мы имеем основания быть недовольными вами, Черчилль!» отвечает: «А я - вами, господин директор!» Из записок учителей следует, что еще в юности Уини стал покуривать и попивать. После школы поступает в военную школу Садхурст.

1893–1900 К 26 годам Черчилль уже побывал на четырех войнах, в частности он принимает участие в крупной кавалерийской битве во время восстания в Судане и лично пристреливает пятерых повстанцев. На англобурской войне попадает в плен, бежит и триста километров пробирается к своим, без еды и питья. Больше курит, чем пьет, пристрастившись к кубинским сигарам. Выкуривает по 15 сигар в день.

1900–1915 Избран в парламент от консерваторов. Служит министром торговли, потом - внутренних дел, потом - военно-морским министром. Постоянно прожигает пеплом костюмы, так что жена Клементина изобретает для него особый нагрудник. Черчилль имел привычку тратить на один обед среднюю зарплату служащего канцелярии, при этом оплачивая счета из казны. Как-то является на прием пьяным и в ответ на обвинение одной дамы отвечает: «У вас ноги кривые, а из меня алкоголь завтра выветрится».

1917–1935 Черчилль - министр военного снабжения в кабинете Ллойд Джорджа, потом военный министр, министр авиации и министр колоний. Любит дразнить советскую власть, заказывая себе в России знаменитый коньяк Шустова. Ежегодно Черчиллю отправляют 400 бутылок, в сопроводительных бумагах записанные как «бывший шустовский». Ночью после возлияний так храпит, что леди Черчилль отселяется в отдельную спальню. Как-то на приеме официант случайно обливает лысину Черчилля шампанским. Тот говорит: «Дорогой, ты действительно считаешь, что это самое радикальное средство от облысения?» В 1922м вылетает из кабинета и следующие 10 лет перебивается незначительными для его статуса министерскими должностями.

1939–1945 Вторая мировая война - пик карьеры и славы Черчилля, время, когда из героя карикатур, комического толстяка с сигарой в зубах он становится национальным героем. В 1939-м Черчилль назначен, наконец, военно-морским министром в правительстве Чемберлена, а после отставки Чемберлена - премьер-министром коалиционного правительства, каковым и остается почти до самого конца войны. Естественно, шесть лет гигантской ответственности и стрессов становятся и пиком алкоголизма премьера. Когда японцы бомбят Перл-Харбор, Черчилль напивается до бесчувствия - от радости, что США придется вступить в войну. Во время войны, несмотря на трудности с зерном, премьер велит продолжать производство виски в Шотландии, и сразу после войны скотч становится одной из основных статей экспорта Великобритании. После победы лейбористов на выборах выходит в отставку и сидит у себя в поместье, где пьет и занимается живописью.

1945–1946 Произносит знаменитую Фултонскую речь, в которой призывает мир к бойкоту СССР, впервые применив термин «железный занавес». В Фултон Черчилль едет в вагоне с Трумэном и всю дорогу учит его «капать немного алкоголя в воду, чтобы убить бактерии». В итоге президент США, накапав лишку, просит мундир проводника и в течение сорока минут яростно свистит в свисток. По приезде Черчилль узнает, что в Фултоне запрещен алкоголь, и впадает в ярость: «Я думал, что мы приехали в штат Миссури, а на самом деле это штат Сахара!» Трумэн отдает приказ доставить военным самолетом из Канады два ящика виски. На банкете после выступления Черчилль набрасывается на черную икру и коньяк со словами: «Теперь Сталин вряд ли будет присылать мне это».

1951–1953 Вторично избирается премьер-министром. Свою победу на выборах отмечает коньяком Louis XIII. Получает Нобелевскую премию по литературе. Для поддержания имиджа оратора начинает прибегать к использованию бензедрина. По-прежнему выпивает в день по бутылке коньяка и выкуривает по десятку сигар. На одном из приемов в ответ на замечание, что у него расстегнута ширинка, отвечает: «Мертвая птица из гнезда не вылетит». На миксе бензедрина с алкоголем держится до 1955 года, пока не уходит в отставку.

1955–1965 В Королевской академии организована выставка картин, написанных Черчиллем. Время от времени пенсионер Черчилль наведывается в казино Монте-Карло, где сидит со стаканом коньяка «Наполеон» производства 1918 года, ставя только на номера 18 и 22. Пишет шесть томов «Второй мировой войны» и четыре - «Истории англоговорящих народов». Переносит несколько кровоизлияний в мозг, практически глохнет, но пить не перестает: «В молодости я взял за правило никогда не пить крепкого до обеда. Теперь мое правило - не пить до завтрака». В январе 1965 г. умирает в возрасте 91 года.

Собутыльники

Уинстон Черчилль – самый известный политический деятель Великобритании середины ХХ века. Сохранилось много фотографий где он сидит в уютном кресле с рюмкой армянского коньяка и кубинской сигарой. Обладая утонченным вкусом, Черчилль всегда относился с любовью к кулинарии. Представить его вегетарианцем просто невозможно. Тем не менее, премьер-министр переживал, когда нужно было к обеду забить овцу или свинью на принадлежащей ему ферме. Однажды, когда ему подали тушку жареного гуся на старинном блюде, он попросил жену разделать её, поскольку гусь был «его другом». Премьер-министр Великобритании не отказывал себе в удовольствиях. Изысканная еда, алкоголь и сигары стали атрибутом его повседневной жизни. Тем не менее он прожил долгие годы. Расскажем, что ел Черчилль на завтрак и как дожил до 90 лет.

Сэр Уинстон считал, что завтрак должен быть большим и сытным. Его приносили ему на двух подносах. На первом лежали копченое мясо, холодная курица, яйца-пашот, тосты, масло, джем, молоко и сливки. На втором – стакан апельсинового сока, грейпфрут, сахарница и немного виски в бокале из толстого стекла.

На обед Черчиллю подавали запеченного лосося с чесночным соусом и гарниром из креветок. Ну, а основным блюдом на столе премьер-министра было седло жареной оленины с соусом из трюфелей и паштет из гусиной печенки.

Естественно, обед Черчилля не обходился без крепкого алкоголя. Здесь сэр Уинстон отдавал предпочтение армянскому коньяку «Двин». Этот пятидесятиградусный напиток считается самым крепким в мире коньяком. Поставлял его Черчиллю вместе с каспийской черной икрой лично Иосиф Сталин. В этой связи Уинстон говорил: «неплохо иметь такую великолепную выпивку и закуску, даже если для этого приходится воевать против немцев вместе с русскими».

О кулинарных пристрастиях известного политика XX века написала в своей книге писательница Сита Стельцер. Она так и называется - «Обед с Черчиллем: политика за обеденным столом».

Возникает вопрос, как Черчилль, ведя такой образ жизни, дожил до 90 лет? Ведь он не только каждый день пил коньяк или виски, курил сигары, не соблюдал никаких диет, но и следовал таким правилам: «Не бежать, если можешь стоять, не стоять, если можешь сидеть, не сидеть, если можешь лежать». Правда, огромное количество выпитого им алкоголя, скорее легенда, которую сам Черчилль часто поддерживал.

Но вернёмся к вопросу, как Черчилль дожил до 90 лет, ежедневно употребляя коньяк и выкуривая дюжину кубинских сигар. Может быть вред курения и алкоголя сильно преувеличены? Что позволило сэру Уинстону дожить до глубокой старости и нельзя ли примерить его жизненное кредо на себя?

Способность отдельных людей жить до 90 и более лет, не отказываясь от вредных привычек, связана, в первую очередь, с генетическими особенностями организма. В этом плане медицина считает Черчилля генетическим уникумом. Она продолжает утверждать, что злоупотребление алкоголем и курение сокращает жизнь. Об этом свидетельствует её статистика. Поэтому пример Черчилля, это скорее исключение из общих правил и примерять его на себя не стоит.

Диета Черчилля

В мире у Черчилля была стойкая репутация обжоры и пьяницы. Одним из грехов Уинстона, несомненно, было чревоугодие, да и к спиртному, равно как и к гаванским сигарам, он не был равнодушен.

Однако ни обжорой, ни злостным курильщиком (сигары все же безопаснее сигарет), ни алкоголиком он не был, иначе вряд ли бы дожил до 90 лет. Гастрономические утехи были для него одними из главных радостей в жизни. Выше были для него радости политической борьбы. Никаких диет он сроду не придерживался, всегда ел вкусную, но нездоровую пищу. Уинстон утверждал: «В молодости я взял себе за правило не пить ни капли спиртного до обеда. Теперь, когда я уже в возрасте, я держусь правила не пить ни капли спиртного до завтрака».

День Черчилль начинал с плотного завтрака, причем предпочитал принимать пищу в гордом одиночестве. Уинстон был убежден, что такого испытания, как совместные завтраки, не сможет выдержать ни один семейный союз: «Мы с женой два или три раза за 40 лет брака пробовали завтракать вместе, но это оказалось невыносимо, и пришлось это прекратить». Меню завтрака, который Черчиллю часто подавали в постель, обычно состояло из дыни, омлета или яичницы с беконом, отбивной котлеты или ножки цыпленка, тостов с джемом и кофе с молоком.

К обеду, главной трапезе дня, британский премьер относился куда серьезнее. Достойным он считал такой обед, когда сначала можно было вкусно поесть, а затем со вкусом обсудить съеденное, а «после того, как хорошая еда будет всесторонне разобрана, надо просто поговорить на приятную тему. Главное условие – беседу должен вести я». Обед состоял из супа по-савойски и устриц, затем следовали закуски, а после них филе камбалы, завернутое в копченую лососину, с гарниром из креветок под чесночным соусом. Далее шло жаркое из оленины, фаршированное паштетом из гусиной печенки, под соусом из трюфелей. И наконец, сыр «Стилтон», пирожное или мороженое и кофе с бренди и с кувшинчиком сливок. За обедом Черчилль мог также отведать традиционные английские блюда – дичь, ростбиф и йоркширский пудинг, хотя больше предпочитал французскую кухню. Кроме того, он любил сырые устрицы и дрожжевую пасту Petite Marmite. Летом 1915 года он писал брату с фермы Хо Джек, что здесь есть все, что требуется для нормальной жизни: «Горячая ванна, холодное шампанское, свежий горошек и старый коньяк». Больше всего Черчилль любил шампанское «Pol Roger». А еще он с удовольствием пил портвейн, коньяк и бренди и виски. На ужин Уинстон лишь пил консоме – крепкий бульон из мяса или дичи, а перед отходом ко сну он съедал несколько сэндвичей, запивая их все тем же шампанским.

За обедом разговоры обычно велись вокруг актуальных политических проблем, причем говорил главным образом сам Черчилль. Когда однажды сын Рэндольф, по его мнению, говорил слишком долго, отец попробовал его прервать словами: «Не перебивай меня, когда я пытаюсь перебить тебя».

Болтливость Черчилля вошла в поговорку. Его супруга советовала друзьям и коллегам премьера: «Все, что хотите сказать, давайте ему в письменном виде. Он совершенно не слушает или не хочет слушать, когда думает о чем-то своем. Зато Уинстон всегда рассмотрит все, что написано на бумаге».

В июне 1953 года у Черчилля случился инсульт. Левая сторона тела оказалась парализована, а речь затруднена. Через несколько недель после удара секретарь кабинета лорд Норманбрук навестил Черчилля. Он вспоминал: «Джон Колвилл и я обедали с премьером, который сидел в инвалидной коляске. После обеда Уинстон заявил: «А теперь я хочу самостоятельно встать на ноги».

Мы стали его отговаривать, но Уинстон не хотел нас слушать. Он продолжал повторять: «Я хочу встать и сделаю это!»

Осознав, что переубедить премьера не удастся, мы решили встать позади коляски, чтобы подхватить его в случае падения. Заметив это, он замахнулся на нас тростью и резко произнес: «Отойдите подальше, я хочу встать самостоятельно!»

Затем он спустил ноги на пол, схватил ручки коляски и огромным усилием, так что даже капли пота выступили на его лбу, поднял себя. Продемонстрировав нам, что он в состоянии сделать это, Уинстон сел обратно в коляску, улыбнулся и закурил сигару». Обладая огромной жизненной силой и силой воли, Черчилль сумел оправиться от удара и уже в октябре выступал перед публикой. А 30 ноября с размахом отметил свое 80-летие. Накануне этого юбилея Уинстон признался Чарльзу Уилсону: «Жизнь больше не кажется мне интересной и привлекательной. В ней уже не осталось ничего веселого. Люди либо низменны, либо слишком глупы, чтобы совладать с новыми вызовами современного мира». В тот момент Уинстон понял, что ему пора уходить с политической арены. 10 декабря 1953 года ему присвоена Нобелевская премия по литературе, прежде всего за его шеститомные военные мемуары, причем шведские академики предпочли его Эрнесту Хемингуэю.

Не правы те, кто утверждает, будто во время своего второго премьерского срока Черчилль был слишком дряхл физически, чтобы адекватно исполнять свои обязанности. Как справедливо отмечает британский историк Генри Пеллинг, пока Черчилль был хозяином резиденции на Даунинг-стрит, именно он «приводил в движение правительство», а его «тщательно продуманные речи определяли политический курс». В одном из своих выступлений в Палате общин в качестве премьера Черчилль заявил: «Быть может, наступит день, когда восторжествуют терпимость и любовь к ближнему, справедливость и свобода, – тогда страждущие ныне поколения обретут покой, преодолев и избавившись от всех несчастий, омрачающих наше существование. А до тех пор не сдавайтесь, не поддавайтесь унынию и никогда не отчаивайтесь!»

Когда в апреле 1955 года Черчилль решил уйти на покой и подал в отставку, королева предложила ему герцогский титул. Уинстон рассказывал своему секретарю Джону Колвиллу: «Знаешь, во время моего разговора с королевой Елизаветой случилось невероятное. Она предложила мне стать герцогом.

«И что же вы ответили?» – поинтересовался секретарь.

«Я уже готов был согласиться. Меня так тронули ее красота, обаяние и доброта, что сначала я решил принять это предложение. Но затем я понял, что должен умереть с именем, данным мне при рождении, – Уинстоном Черчиллем».

Из книги Страницы дипломатической истории автора Бережков Валентин Михайлович

Тревоги Черчилля В письмах Рузвельту на протяжении лета и осени 1944 года британский премьер вновь и вновь возвращался к проблеме отношений с Советским Союзом в связи с победоносным продвижением Красной Армии на запад. Черчилль особенно тревожился по поводу того, что

Из книги Непарадные портреты автора Гамов Александр

4. Антихолестириновая диета от лидера ЛДПР В начале октября 2008-го на экраны вышел новый художественный фильм «Адмиралъ» - об Александре Колчаке. Мы решили его обсудить в редакции - пригласили авторов этой нашумевшей ленты, кинокритика, историков. И разумеется,

Из книги Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы) автора Майский Иван Михайлович

Правительство Черчилля Германия без всякого предупреждения напала на Голландию, Бельгию и Люксембург 10 мая 1940 г. Все было проделано в обычной гитлеровской манере. В 3 часа утра части вермахта внезапно перешли границу и вступили на территорию Голландии и Бельгии, а

автора

Самая эффективная диета На целине я о своих семейных обстоятельствах мало думал. А вернулся – и они предстали передо мной в образе жены Валентины с большим животом и распухшими губами. Мои, достойные Чонкина, надежды на то, что за время моего отсутствия ситуация

Из книги Жизнь и необычайные приключения писателя Войновича (рассказанные им самим) автора Войнович Владимир Николаевич

Самая эффективная диета На целине я о своих семейных обстоятельствах мало думал. А вернулся - и они предстали передо мной в образе жены Валентины с большим животом и распухшими губами. Мои, достойные Чонкина, надежды на то, что за время моего отсутствия ситуация

Из книги Загадка Скапа-Флоу автора Корганов Александр

IX Мемуары Уинстона Черчилля Оценка действий U-47 в Скапа-Флоу.В разгар всех этих дел вдруг произошло событие, нанесшее Адмиралтейству удар в самое чувствительное место.Я упоминал о тревоге, вызванной слухом о появлении германской подлодки в Скапа-Флоу, выгнавшей Гранд

Из книги Черчилль без лжи. За что его ненавидят автора Бейли Борис

Любовные романы Черчилля Черчилль определенно не был донжуаном. За почти полвека, прошедших с момента его смерти, не появилось каких-либо мемуаров или документов, позволяющих уличить его в адюльтере. Добрачные же любовные увлечения Уинстона были хорошо известны еще при

Из книги Лучшее (сборник) автора Кравчук Константин

Смерть Черчилля К смерти Черчилль относился философски. Он говорил: «Я готов встретиться с Творцом, но не знаю, готов ли Творец к такому тяжкому испытанию, как встреча со мной!» Еще Черчилль утверждал: «Я не боюсь смерти, но собираюсь сделать это наилучшим образом». 8 апреля

Из книги Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания автора Берестов Валентин Дмитриевич

Образ Черчилля Преемник Черчилля на посту премьера Энтони Иден как-то назвал его гениальным шоуменом. Друг Уинстона французский писатель Андре Моруа утверждал: «Черчилль – большой знаток законов психологии. Он умело обыгрывает свою диковинную шляпу, непомерно толстые

Из книги Грета Гарбо и ее возлюбленные автора Виккерс Хьюго

Диета …Почему-то все вдруг стали говорить, что он заморил себя голодом, что резкое похудение сказалось на здоровье. На телевидение вызвали даже самого модного диетолога Москвы и заставили оправдываться. Но ведь и полнота далеко не залог здоровья. Роман был счастлив и

Из книги Мои рецепты от рака. Опыт врача, победившего онкологию автора Фернандес Одиле

АНЕКДОТ ПРО ЧЕРЧИЛЛЯ Гайда, «Экстра», мчимся к «Яру»! Так пели мы по пути из новгородского кремля, где мы жили, на Торговую сторону, где мы копали. Строчка, которую мы орали, называя себя почему-то хором имени Склифоссовского, была понятна только нам, московским

Из книги Черчилль. Биография автора Гилберт Мартин

Из книги Стив Джобс. Тот, кто думал иначе автора Секачева К. Д.

Окинавская диета Больше всего похоже на идеальную противораковую диету питание жителей японского острова Окинава. Его обитатели – долгожители и самые здоровые и радостные люди. Посмотрим, что это за диета и образ жизни.1. Бедна свободными радикалами и калориями.

Из книги автора

Средиземноморская диета Средиземноморская диета – режим питания, который веками поддерживается в регионах, омываемых Средиземным морем это: Испания, юг Франции, юг Италии и Греция. В 2010 году эта диета была признана нематериальным Культурным Наследием

Из книги автора

Глава 25 Для Черчилля места нет 2 января 1937 г. Черчилль находился в Чартвелле, где встречал Новый год. Там он узнал, что его друг, сотрудник Министерства иностранных дел Ральф Уигрэм, который снабжал его информацией и который в последнее время болел, скончался

Из книги автора

Фрэнсис Мур Лаппе «Диета для маленькой планеты» 1971 годКнига, направленная на популяризацию вегетарианства во всем мире, была издана в 1971 году и с тех пор превратилась в своеобразный «букварь» для начинающих этот путь. Сама автор, впрочем, писала не столько

Самый известный политик Англии нового времени, Уинстон Черчилль, любил повторять: «Мои вкусы чрезвычайно просты. Мне нравится только самое лучшее». Этот принцип в полной мере распространялся на еду, что имело свои последствия: при негероическом росте в 1 метр 70 сантиметров, Черчилль достигал в зрелые годы веса в 95 килограммов. Черчилль никогда не изнурял себя гимнастикой, хотя в молодости и был неплохим фехтовальщиком и наездником; зато через всю жизнь он пронес любовь к вкусной и обильной пище. Англия знает не так много гурманов; пожалуй, самым известным был король Генрих Восьмой, который по этой причине достиг совершенно невозможных размеров, что и свело его в могилу раньше времени. Напротив, Черчилль, будучи человеком весьма грузным, прожил долгую и в целом здоровую жизнь, опровергая все представления о правильном питании. Вот типичный завтрак британского премьера, который он поглощал в полном одиночестве, дабы никто, даже любимая жена Клементина, не мешали ему наслаждаться первой трапезой дня.

Итак, завтрак Черчилля начинался с дыни, за которой следовали омлет или яичница с беконом. На этом средний человек сочтет, что завтрак уже состоялся, но не таков был потомок рода герцогов Мальборо. Откушавши первую перемену блюд, он приступал к бараньей отбивной или просил цыплячью ножку. Завершали завтрак кофе с молоком, к которому подавали тосты с джемом.

По-настоящему гастрономические вкусы Уинстона Черчилля раскрывались во время ленча и обеда, т.е., соответственно, обеда и ужина по-нашему. Обед начинался устрицами – явно французская привычка, к которой Черчилль пристрастился во время своих частых отпусков, которые он по обыкновению проводил на юге Франции. Далее следовал савойский суп – это овощной суп с картофелем и савойской капустой, сдобренный толченым салом или шпиком. Только после этого наставал черед … закусок, в которых наш гурман был довольно неприхотлив, предпочитая банку сардин каким-нибудь замысловатым разносолам. Действительно, главные изыски были еще впереди. Можно сказать, что любимым блюдом Черчилля было филе камбалы, завернутое в копченую лососину, с гарниром из креветок под чесночным соусом.

После рыбного блюда непременно подавалось мясное. Это весьма часто бывало жаркое из оленины, фаршированное фуа-гра под соусом из трюфелей – тоже, как вы понимаете, не английский специалитет, а дань традиционной французской кухне.

Собственно английская кухня в рационе премьер-министра была представлена не столько блюдами, сколько продуктами. Это, прежде всего, был любимый сыр Черчилля - голубой английский сыр «Стилтон». Пусть во Франции пять тысяч отменных сыров; англичане гордятся одним, и «Стилтон» того стоит. К сыру за столом премьера подавали также типично английский напиток, портвейн, то есть португальское вино, которое подданные британской короны научили делать по собственным вкусам жителей Пиренейского полуострова. Вслед за марочным портвейном наступал черед пирожного, мороженого и кофе с бренди. Современные диетологи и врачи пришли бы в ужас, узнав, что все эти немалые по калорийности кушанья Уинстон Черчилль обязательно запивал кувшинчиком жирных сливок, до которых был большим охотником и которыми особенно любил потчевать гостей за столом. Трапеза завершалась вопросом хозяина: «Кто-нибудь еще хочет сливок?»

На сон грядущий этот жизнелюб выпивал не скучный кефир, а крепкий бульон из мяса или дичи.

Даже в страшном сне нельзя представить себе Черчилля вегетарианцем. Немногие, однако, знали о том, что премьер-министр испытывал почти физическую боль, когда на принадлежащей ему ферме приходилось забивать корову или свинью. Однажды он сказал жене, указывая на жареного гуся, картинно возлежащего на серебряном блюде: «Пожалуйста, разделай его сама. Он был моим другом».